Караванные тропы Пани

Скажу я вам далее про страну лакхов. Большие они мастера в устройстве троп, и большие затейники в росписи. В каждом доме стены презатейливо изукрашены, увидишь тут и зверя диковинного, и цветы всякие. Вдоль троп же набожный народец сей ставит чортены и ступы, суть кумирни свои, а на тропе любой камень поверни – найдешь на нем резьбу искусную.

Тропа до деревни Пани: построенные из камней мост и «балкон».

Тропа до Пани уходила по склону распадка, где-то внизу весело скакал к Салуину один из его многочисленных притоков. Неожиданно тропа эта оказалась верхом инженерного искусства, не просто протоптанная, но отстроенная из камней и аккуратно выложенная каменными плитками, с мостиками через осыпные участки. Пару раз наш путь пересекали «арыки» – каналы, шириною в полметра, укрепленные камнями и современным бетоном, по которым вода убегала куда-то за перегиб. Совсем стемнело, Пема, очевидно, решил больше не ждать нас, доверив хорошей тропе, и нам оставалось только гадать, сколько ещё идти до деревни. Через пару часов за очередным поворотом вспыхнул далеко вверху огонек, и ещё один, и вот уже мы катили велосипеды мимо каменных оград, отдельных построек, белеющих флагов у старого чортена. «Пема!» — тщетно кричали мы и включали проблесковый маячок фонарика. Каменные ограды превратились в целый лабиринт узких улочек, с небольшими дверцами, ведущими в огороды, традиционными тибетскими лестницами – бревнами с насечками ступенек, нависающими деревьями. На крики, наконец, где-то вверху ожила и направилась к нам пляшущая точка фонарика. Приблизившись, точка оказалась … серьезным мальчиком лет четырех с огромным многодиодным фонарем. Юный посланец молча направился вверх и в сторону, за поворотом возникли освещенные окна, и вот уже выскакивают на крыльцо Пема и какие-то люди, хватают у нас велосипеды, ведут нас в дом, и до чего же славно в этом доме!

Расписанные стены комнаты в тибетском доме.

В большой комнате с ярко расписанными стенами стоят напротив лавок большие сундуки, служащие столами, на столы несут непременные пиалы риса, большую тарелку жареных овощей, темные кувшины ча-сумы, в этот поздний час собираются женщины, дети, бабушки занимают скромные места поодаль. Приходит с неизменным барабанчиком в руке патриарх семейства – замечательно колоритный согбенный дед. Рассказывает о корах, которые он прошел, расспрашивает, откуда и куда мы идем. Если говоришь здесь: «В Лхасу», каждый понимающе кивает головой. Все пути паломников ведут в Лхасу, и пути эти бывают куда более долгими, чем наш веломаршрут. На одной из дверей обнаруживается любопытная роспись – реки, текущие вокруг высоких гор. Это ж наш великий поворот Брахмапутры! «Ярлунг Цангпо?» — спрашивает Саша. «Ре, ре, ре» — согласно кивают хозяева. Второй рекой оказывается, конечно, Салуин. Нак-чу его здесь не называют, зовут по-китайски, Нудзянем.

Великие реки Тибета, Ярлунг Цангпо (Брахмапутра) и Нак-чу (Салуин) в росписи тибетского дома.

Наутро страшно жаль покидать гостеприимную деревню и её славных открытых жителей, не спешит и Пема. Ещё вечером мы поняли, почему он согласился пойти с нами и почему так спешно умчался в Пани, не дожидаясь нас: был здесь у Пемы особый интерес – молодая улыбчивая хозяйка дома.
Дальше нам предстояло идти древней караванной тропой через пятитысячный перевал – тропа и теперь остается «караванной»: до ближайшего магазина, да даже и до дороги – многие километры пути, товары сюда по-прежнему привозят на спинах мулов и лошадей.

Деревня Пани на притоке Салуина

Жители деревни

Древняя, выложенная камнем тропа, уходящая вверх от Пани крутым серпантином, приносит много открытий. «Мани-стоун», сложенные в тур камни с высеченными мантрами, где Саша находит очень редкое изображение – стопу Будды; древний чортен, где чудом ещё держится деревянная башенка; в другом чортене устроен сбор дождевой воды и заботливо оставлена жестяная баночка – с наслаждением пьем и только после замечаем бурно кипящую на дне жизнь микрофауны.

Тур, сложенный из «мани-стоунов», камней с высеченными мантрами

След стопы Будды на камне

Метрах на пятьсот выше Пани вдруг начинаются большие поля ячменя, буддийские флаги лунг-та, деревянные домики: горные плантации трудолюбивых паничан; встречаем и столь давно желанные абрикосовые деревья – правда, плоды на них мелкие и твердые. И чем выше забирается тропа, тем удивительнее открываются виды – на изгибы Салуина, на далекие хребты.
После обеда входим в зону леса, высота уже больше трех с половиной тысяч. Невероятная страна: буквально вчера мы ужинали мексиканскими кактусами, сегодня завтракали в тени южных абрикосовых деревьев, а теперь оказались на Южном Урале. Знакомые с детства тропинки, усыпанные хвоей, те же деревья и травы, родные до боли запахи. Нахожу землянику, пусть чуть другую на вкус, но настоящую лесную землянику, алые кисточки костяники, встают вдоль тропы колючие кусты малины и шиповника. Кульминацией становятся пара рыжиков под сосной. На краю света я словно возвращаюсь в детство, возвращаюсь домой.

Высота 3600 м, зона хвойного леса

Лесная земляника

Пема с лошадьми убежал далеко вперед. Неожиданно выходим на открытое пространство, чуть выше ходят, позвякивая, наши черная и белая лошади, а перед нами – несколько низких хижин из камней и бревен, с чуть не вросшими в землю деревянными крышами. Над одной из крыш приветливо вьется дымок, а у входа стоят наши велорюкзаки. Вот он, наш очередной дом!
Однако в доме нас ждет очередное удивление. Пемы тут нет, а у огня, разожженного на земле между досок пола, сидит чета совершенно сказочного вида старичков.

Бабушка на пороге избушки кочевья